— Гид, неужели тебе не жалко тетю Гонору? Ты что, решил окончательно доконать ее? — спросила Джоселин.
Гид густо покраснел, но продолжал умолять:
— Клянусь вам, что все это не займет больше часа. Ну, если хотите, даже меньше.
— Гонора, скажи ему, чтобы он оставил тебя в покое, — потребовала Джоселин.
— Гид, неужели ты не понимаешь, что он может… — Гонора замолчала, не в силах произнести слово «умереть».
Гид опустился на стул рядом с Гонорой.
— Я все понимаю и знаю, что вы сейчас чувствуете, но поймите: в Александре была вся ее жизнь.
Гонора посмотрела на большие ладони Гида, беспомощно лежащие на крепких коленях, вздохнула и встала.
— Давайте найдем выход, где нас не будут поджидать репортеры.
У ворот дома, в тени деревьев, стояли крепкие мужчины и пили кофе из бумажных стаканчиков с торговой эмблемой «Макдональдса».
— Наши новые друзья, — пояснил Гид.
— Охрана?
— Да, группа быстрого реагирования. — Гид указал на спрятанные в кустах мотоциклы. — Без этого сейчас не обойдешься.
Гид свернул на аллею, проехал через маленький садик и подрулил к дому. Дверь тотчас же открылась, и на пороге появился похожий на мертвеца человек.
— Слава Богу, вы вернулись, — сказал он.
— Ей стало хуже? — волнуясь, спросил Гид.
— Анина слышала, как она спустила воду в туалете. До этого из комнаты доносились только ее рыдания и звон бьющегося стекла. Мы к ней стучимся, но она не открывает. Я сообщил ей о рождении внука, но она никак не прореагировала. Мы просто не знаем, что делать.
Гид и Гонора вошли в дом, поднялись по лестнице, и Гид осторожно постучал в дверь.
— Мама, открой, это я.
За дверью ни звука.
— Энни родила здорового мальчика! — прокричал Гид.
Тишина.
— Кристал, — позвала Гонора, — это я. Открой дверь!
— Убирайся отсюда! — послышался голос Кристал.
— Я не уйду, пока не увижу тебя.
— Оставь меня в покое!
Гонора легонько постучала в дверь.
— Мне нужно возвращаться в больницу. Открой, пожалуйста.
За дверью послышался шорох.
— Только мы вдвоем, — сказала Кристал.
— Только ты и я, — ответила Гонора. — Именно так они говорили когда-то в детстве, подразумевая, что они одно целое.
Дверь открылась. Гонора вошла в комнату и застыла на пороге.
Все ящики были выдвинуты, и их содержимое разбросано по комнате. Дверцы ящиков открыты, разорванная в клочья одежда раскидана по полу. Повсюду лежали груды рваного шелка, кружев, мехов. На туалетном столике рассыпан жемчуг вперемешку с золотыми украшениями, косметикой и дорогими перчатками. В воздухе стоял густой аромат духов, на полу валялись разбитые флаконы.
Кристал стояла, прислонившись к двери. Ее голубой шелковый халат был испачкан косметикой, волосы свисали прядями, закрывая распухшее лицо, покрасневшие глаза и искусанные до синевы губы.
— Что тебе надо? — спросила она охрипшим голосом. — Что ты хочешь сказать мне?
— Почему ты так жестока к Гиду? Как ты можешь так грубо вести себя? У него только что родился сын.
— Ну и что?
— Он очень гордится этим и хотел порадовать тебя.
— Мне это неинтересно.
— Но ведь родился твой внук.
— Ты что, настолько глупа и не понимаешь, что мне нет до этого дела? — закричала Кристал и бросилась на кровать. Спущенные чулки мешали ей, и она сучила ногами, пытаясь снять их. — Кто тебя сюда звал? — кричала она.
— Меня позвал Гид. Он очень беспокоится за тебя.
— Мне никто не нужен. Убирайся отсюда!
— Я скоро должна вернуться в больницу.
— Тебя никто не держит.
— Посмотри, что ты натворила. Землетрясение и то причинило бы меньше вреда. Ты совсем ничего не соображаешь?
— Не суй нос в чужие дела. Посмотри-ка лучше на себя.
Они перешли на язык детства, язык давно забытых ссор, и это подействовало на Кристал успокаивающе. Она приподняла голову и посмотрела вокруг.
— Боже, что я наделала? Мои платья? Господи, Господи, какая я дура. Совсем с ума сошла.
Гонора подошла к сестре и обняла ее.
— Кристал, моя дорогая, любимая сестра.
— Гонора… вчера они спросили меня, что делать с телом… От этого можно рехнуться…
— Я тебя понимаю, дорогая.
— Мой мальчик… он был таким красивым… — Обнявшись, сестры рыдали. — Мой мальчик… Кто заменит мне его…
— Кристал, бедная моя, почему мы не ценим наших близких… Когда я думаю о Курте и о том, сколько лет жила без него…
— Мой самый любимый мальчик…
— Бедняжка Крис…
— Они говорят, что надо его похоронить, но я не хочу расставаться с ним. Я не отдам им моего мальчика…
— Крис, опомнись, что ты говоришь!
— Курт пытался спасти его… Как он?
— Пока ничего определенного. Он очень слаб и в любую минуту может… Нет, я не в состоянии произнести это слово.
Обнявшись, как когда-то в детстве, в другие времена и на другом континенте, сестры перед лицом смерти считали опять себя единым целым.
В следующее посещение Курт вел себя беспокойно. Он бредил, метался на кровати, ноги и руки его судорожно подергивались, лицо покрывал холодный пот. Гонора безуспешно пыталась успокоить мужа. Джоселин, впервые зашедшая в палату, молча плакала, глядя на страдания Курта.
Часом позже Курт был спокоен и неподвижен. Его сердце продолжало биться.
Гонора лежала в постели, положив на поясницу грелку. Несмотря на то, что в Вашингтоне стояла июльская жара, в доме Кристал было прохладно, и Гонору немного знобило. Она пыталась читать газету, но все ее мысли занимал Курт. Постель была уютной, грелка приятно согревала тело, и Гонора радовалась, что приняла приглашение Гида остановиться в их вашингтонском доме с хорошо налаженным хозяйством. Кристал, улетая в Сан-Франциско с телом сына, была на грани помешательства, и сестры больше не виделись.