— Александр, если ты имеешь в виду Айвари, то так и скажи.
Сын вытащил из кармана конфету, развернул ее и положил в рот.
— Из-за цен на газ у нас не очень-то любят арабов, — ответил он. — Все средства массовой информации будут рады отыскать в этих странах следы коррупции.
— Не думаю, что Курт прибегает к системе подкупа, а дача мелких взяток местным чиновникам общеизвестна, но ее никогда не докажешь — никаких записей расходов, расписок, телефонных переговоров.
— Важно пустить их по следу Айвари.
— Ну и что нам это даст?
— Посмотрим. Это как игра в кости — кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Надеюсь, что проиграет Айвари. Я хочу, чтобы он ушел из бизнеса.
— Ушел? — Кристал задумчиво посмотрела в окно, мимо которого пролетал детский надувной шарик.
Александр просил у нее разрешение погубить ее заклятого врага и конкурента, своего отца. Разве не этого она хотела всю свою жизнь? Но почему так тяжело на душе, почему на глаза наворачиваются слезы?
Смятение Кристал не укрылось от Александра. Он опустился в кресло и тихо сказал:
— Забудь все, что я здесь говорил. — На лице Александра было написано разочарование.
Кристал вспомнила туманную ночь и твердую руку Александра, поддерживающую ее. Тогда она, одетая как девушка-подросток, сама того не желая, выдала тайну его рождения. Как часто она винила себя за это!
— Если журналисты займутся компанией «Айвари», то рано или поздно они доберутся до нас.
Александр вскочил на ноги. Лицо его повеселело.
— У нас они найдут только пустую мышеловку.
— А у Айвари?
— У него они обнаружат много интересного. В своих похождениях он превзошел всех плейбоев Европы.
— Курт? Ты хочешь сказать, он не знает, что делается в его компании?
— Скоро узнает, — ответил Александр, потирая руки, — скоро узнает.
Александр ушел, а Кристал, нажав невидимую кнопку в стене, вошла в небольшую потайную комнату — ее святая святых. Она легла на широкий диван и закрыла глаза.
«Почему я думаю, что план Александра не сработает? — размышляла она. — Он всегда достигает намеченной цели. Взять хотя бы Гида. Разве не он убедил меня оставить брата в Новой Гвинее». С тех пор как Энни забеременела, отношение к ней Кристал значительно улучшилось, хотя от одной мысли, что она скоро станет бабушкой, ее бросало в дрожь. Когда молодые приезжали в отпуск, она с удовольствием проводила с ними время.
«О чем я беспокоюсь, — продолжала думать Кристал. — У нас хорошие связи в конгрессе. Президент Форд и несколько членов его кабинета — наши друзья. Курта следует проучить за оскорбление Александра. Хватит ему мотаться по свету в сопровождении молоденьких скарлеток». Перед Кристал встало бледное лицо Гоноры с большими печальными глазами.
— Пусть Александр делает, что хочет, — сказала она вслух. — У него все получится, я уверена.
Теплым апрельским днем 1976 года Гонора занималась высадкой тюльпанов. Она выкапывала ямку, обильно лила в нее воду и клала луковицу. Темно-красные тюльпаны были доставлены утром из Амстердама и являлись основой будущего цветника, по краям которого другие рабочие высаживали голубые незабудки, ирисы и глицинии.
У Гоноры болела спина, но она не обращала на это внимания — работа доставляла ей удовольствие, как певцу доставляет удовольствие пение, а танцору — танец. Откровенно говоря, она выполняла чужую работу: рабочий-пакистанец заболел, запил, как метко определила Ви, а лишние деньги никогда не помешают.
Они неплохо жили все эти годы, прошедшие со дня ее разрыва с Куртом, но необходимо думать и о черном дне. Гонора хорошо помнила, как бедствовала семья Силвандер до отъезда в Америку и в первые годы жизни там. Сейчас она научилась экономить и откладывать деньги, в первую очередь на одежду Лиззи. Девочка ходила в школу, где не было специальной формы, и приходилось думать, как ее одевать. Выручали свитеры из теплой ирландской и норвежской шерсти, которые Лиззи носила с брюками. Но девочку часто приглашали в гости и на дни рождения, а это означало новое платье и хороший подарок. Гоноре приходилось также оплачивать услуги сиделки, ухаживающей за отцом. Она не могла обратиться с этой просьбой к Джоселин, которая платила за учебу Лиззи, а это выливалось в немалую сумму, так что приходилось крутиться самой.
Земля загудела и содрогнулась — в подземке прошел электропоезд. Гонора продолжала работать, а мысли ее занимал Курт.
Воспоминания были неясными и расплывчатыми. Физические и душевные страдания отошли на задний план. Прошедшие четыре года многое стерли из памяти. Она уже не помнила его ласкового голоса и нежных рук. Остались лишь смутные воспоминания о тех вечерах, когда Курт работал, а она сидела с книгой в руках и смотрела на него. Как уютно и тепло было тогда в доме.
Поначалу Гонора боялась, что Курт будет искать их, но по прошествии года появилась обида, что он не сделал ни единой попытки к примирению.
Ви, большая любительница светской хроники, часто обращала ее внимание на строчки, посвященные Курту, где неизменно говорилось, что известный промышленный магнат Курт Айвари появился там-то и там-то с восходящей звездой кинематографа… богатой наследницей… и тому подобное. Гонора делала вид, что все, связанное с Куртом, ее совершенно не трогает, но в глубине души испытывала жгучую ревность. Гонора распрямила спину и посмотрела на дело своих рук. Она осталась довольна: тюльпаны были высажены ровными рядами и в сочетании с другими цветами вскоре образуют великолепный цветник.