Кристал ожидала, что в комнате будет темно, однако шторы были раздвинуты, и из окна лился солнечный свет. Кровать Гидеона стояла за ширмой. Не обращая внимания на врачей, пытавшихся ей что-то сказать, она прошла за ширму.
Большие, с набухшими венами руки Гидеона лежали поверх шелкового одеяла. Вид его был ужасен: нос заострился, вокруг плотно сжатого рта лежали тени, глаза были закрыты. «Он умер, — подумала Кристал. — Он умер, и никто не заметил».
— Гидеон, — тихо позвала она, — Гидеон.
Правая сторона Гидеона оставалась неподвижной, а левая слегка дрогнула. Левый глаз медленно открылся и уставился на нее. Он сверкал, жег ее как огнем.
«Он умирает, умирает…» — пронеслось в мозгу Кристал. Ей стало страшно. Склонившись над кроватью, она прошептала:
— Я же просила тебя не играть так много.
Глаз заморгал, и из него скатилась слеза. Неужели Гидеон плачет? Сердце Кристал сжалось. Опустившись на стул, она склонилась еще ниже. Его тяжелое дыхание коснулось ее лица.
— Теперь ты будешь играть только со мной, дорогой. Я буду следить, чтобы ты не утомлялся.
Левая часть рта дернулась, и из нее вырвался какой-то звук.
— Тсс… — Кристал приложила палец к губам. — У нас еще будет время поговорить.
Новый звук слетел с губ Гидеона, и на сей раз Кристал ясно расслышала:
— Александр…
— Они с Гидом хотели подняться к тебе, но лучше сделать это завтра, когда тебе станет лучше. — Кристал поправила Гидеону свисавшую на лоб прядь волос.
Левая сторона лица Гидеона напряглась, из горла вырвался новый звук:
— А…вари?
Горячая волна захлестнула Кристал — она густо покраснела. Он все знает! В такой момент, у одра умирающего человека, с которым связана вся жизнь, она не может лгать. Приблизив лицо к ужасному лицу мужа, Кристал быстро сказала:
— Только один раз, дорогой, всего один раз. На приеме с китайцами в «Сан-Рафаэле». С тех пор я возненавидела его еще больше. С тех пор я его больше не видела. Всего один раз. Я была очень, очень счастлива с тобой.
Его губы шевелились. Кристал напряглась. Ей было необходимо, чтобы Гидеон простил ее. Сможет ли он это сделать? Ведь он никому не прощал плотского греха. С замиранием сердца она ждала его прощения.
Губы Гидеона зашевелились опять, и она услышала:
— Любила… меня?
«Да, — решила она, — да, я любила его».
Ее любовь включала в себя все: уважение и восхищение им, его знания и умение вести дела, его дорогие подарки, роскошь и богатство, которыми он окружил ее, круг высокопоставленных людей, среди которых она вращалась. Что же касается физической стороны их совместной жизни, то она достаточно умна, чтобы понимать, что романтическая любовь — участь немногих.
Кристал сжала холодную руку мужа.
— Да, дорогой. Я люблю тебя.
— Я… тебя…
Простил.
Левый глаз закрылся. Положив голову на подушку, Кристал прижалась к щеке мужа. В комнате стояла тишина. За окном слышался рокот океана. Кто-то пытался поднять ее. Кристал отбивалась. Она крепко прижалась губами к сухим губам Гидеона.
— Я всегда любила тебя и буду любить вечно, — шептала она, и это было правдой.
Чьи-то руки нежно, но властно подняли ее и оттащили от кровати. Она видела, что губы врачей ей что-то говорят, но не слышала слов. Зачем слова, когда и так все ясно.
— Нет! — закричала Кристал. — Нет! — И, рыдая, бросилась к себе в комнату. Прижавшись лбом к двери, она замерла. Тяжесть потери, невосполнимой и горькой, сжимала ей сердце. Неужели он умрет? Как ей жить без него?
Когда физическая боль немного утихла, Кристал огляделась вокруг, пытаясь понять, где она находится: гардеробная, разделявшая их с мужем спальни. Ее взгляд привлек кашемировый шарф мужа, который он носил поверх домашней куртки. Кристал схватила его и прижала к лицу, как будто он мог принести ей утешение и избавление от душевной боли. Этот шарф она сама купила Гидеону. Казалось, с того дня прошла целая вечность.
Достав из ящика носовые платки и не выпуская из рук шарфа, Кристал прошла к себе в спальню. Не в силах сдержать рыдания, она упала на кровать и уткнулась носом в шарф, от которого исходил слабый запах Гидеона.
Наступили сумерки, в комнате похолодало. Кристал замерзла в своей коротенькой спортивной юбочке, но у нее не было сил встать и переодеться.
Дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. Включил свет. Александр. Теперь она точно знала, о чем они говорили на поле для гольфа. Отчаяние, злоба и ненависть охватили ее. Не помня себя от обиды и забыв, что в соседней комнате могут находиться люди, Кристал закричала:
— Пошел вон! — Она еще никогда не кричала на сына с такой злостью.
Лицо Александра застыло.
— Мам, что с тобой?
— Меня тошнит от тебя!
Александр подошел поближе и в изумлении уставился на мать.
— Ты подонок! — Кристал вскочила с постели и, размахнувшись, ударила сына шарфом по лицу. — Ты все рассказал ему! Все, что вытянул из меня! Я ненавижу тебя! Я презираю тебя! Ты мне больше не сын! — Крики Кристал смешались с рыданиями.
— Господи…
— Ты специально повел меня на ту вечеринку и накачал наркотиками, чтобы все выведать!
— Мам…
— Он бы никогда не догадался. Отец был совершенно прав, когда говорил, что ты порочен до мозга костей! Ты змея! Грязный обманщик! Отец предупреждал меня, но я отказывалась верить!
Бросив шарф на пол, Кристал стала бить сына по щекам. Александр не старался увернуться от ударов. Он стоял неподвижно, руки по швам и только судорожно дергал головой. От ударов его щеки покраснели, он весь внутренне сжался, но на лице застыло неприступное выражение. Гидеон всегда говорил, что сердце Александра сделано из камня.