Свидетельские показания опять давал мистер Фиш. Размахивая ксерокопиями документов, он сообщил присутствующим, что Малькольм Пек имел специальный сейф в банке Лалархейна, где хранилась так называемая «черная касса».
— Вы хотите сказать, что там находились деньги, предназначенные для подкупа местных чиновников? — спросил один из конгрессменов.
— Именно так, достопочтенный сэр.
— В таком случае мистер Айвари должен был знать о существовании этого сейфа?
— Не могу с уверенностью сказать, достопочтенный сэр, но полагаю, что он знал об этом.
— Не могли бы вы назвать нам сумму, которая обычно составляла эту «черную кассу»?
— От пятидесяти до ста тысяч долларов. Я слышал, как мистер Малькольм Пек говорил моему хозяину, что суммы свыше ста тысяч подлежат декларированию.
— Мистер Айвари, — обратился Моррел к Курту, — займите, пожалуйста, свидетельское место.
Артур Кон что-то быстро зашептал на ухо Курту, но тот решительно покачал головой и прошел к столу.
— Расскажите поподробнее об этой «черной кассе», — попросила женщина-конгрессмен.
— Я ничего не знал о ней, — твердо ответил Курт.
— Но вы говорили нам о существовании мелких сумм для дачи взяток, — настаивала женщина.
— Боюсь, что эти суммы были сильно увеличены, — ответил Курт.
— Вы вынуждаете нас заняться дальнейшими расследованиями.
У Джоселин задергалось левое веко. Пытаясь справиться с нервным тиком, она стала дергать щекой, и ее искаженное гримасой лицо увидели миллионы телезрителей. Происшедшая метаморфоза потрясла Джоселин. Из сестры миссис Айвари Джоселин Силвандер она по воле случая превратилась в свидетельницу — миссис Джоселин Пек, вдову человека, который был непосредственно замешан в истории со взятками. Все телекамеры показали ее перекошенное от страха лицо с дергающимся левым веком. Ее невнятные ответы на вопросы дополняли картину. Многие газеты вынесли на первые полосы историю убийства Малькольма Пека.
В тридцать пять минут двенадцатого был объявлен перерыв.
— Слушания возобновятся в половине третьего, — провозгласил Моррел, стукнув молоточком по столу.
Семейству Айвари для ленча была отведена специальная комната, куда не могли проникнуть журналисты. Артур Кон и его помощники ушли на деловую встречу.
Прежде чем приступить к бутербродам, доставленным им из кафетерия, Курт принял несколько капсул кодеина.
Гонора молча стояла у окна. Показания Фиша, вопросы конгрессменов, прокуренный зал заседаний лишили ее аппетита. Гонору мучили противоречивые чувства: с одной стороны, она была счастлива, что судьба снова свела ее с Куртом, с другой — страх перед будущим не давал ей покоя. Артур Кон сказал, что Курта могут привлечь к суду за дачу ложных показаний.
Гонора смотрела на здание Капитолия, четко вырисовывающееся на фоне голубого безоблачного неба. По склонам холма росли бук, ясень, столетние дубы и клены, раскидистые ивы.
— Как хороши все эти деревья, — задумчиво произнесла Гонора.
Подошел Курт и положил ей руку на плечо.
— Пойдем погуляем, — предложил он.
— Было бы прекрасно, но как же журналисты?
— Бьюсь об заклад, они все разбежались по барам.
— Я бы тоже не отказалась от прогулки, — заявила Джоселин, выбрасывая недоеденный бутерброд в корзину.
Гонора не решилась сказать сестре, что предпочла бы остаться наедине с Куртом, и они втроем крадучись покинули здание.
Как только они вышли на проспект Независимости, к ним бросилась журналистка из «Денвер пост», но в последний момент передумала и махнула рукой, как бы говоря — ну что ж, отдыхайте.
В это время семья Талботт спала. Гид с женой прилетели из Новой Гвинеи, и все четверо сразу же отправились в Вашингтон, в свой спешно подготовленный для них дом в Джорджтауне.
Александр встал последним, когда семья уже допивала утренний кофе. Было двенадцать часов пополудни.
— Александр, — обратился к нему Гид, — мы ждем от тебя последних инструкций. — По замыслу Александра, вся семья должна была неожиданно появиться на слушании во второй половине дня.
— Никаких изменений. Все должны действовать по ранее намеченному плану: мы прилетаем в Вашингтон, Моррел сразу же вызывает нас; я выполняю свой гражданский долг, а вы тихо сидите в зале. Сразу же после моего выступления мы улетаем домой.
— Ты считаешь, что твое выступление будет способствовать нашему бизнесу? — спросил Гид. — Не понимаю, каким образом?
Кристал дрожащими руками поставила чашку на стол. Сколько раз она говорила Александру, что его выступление на слушании может обернуться против них. «Неужели ты не понимаешь, как это опасно, Александр!» — кричала Кристал, но сын, как, впрочем, и всегда, сумел убедить ее. После вопроса Гида к ней вернулись прежние сомнения.
— Газеты и телевидение всего мира трубят об этом беспрецедентном расследовании, — уверенно говорил Александр, — это прекрасный шанс продемонстрировать, что компания «Талботт» честно ведет дела, что наша репутация безупречна. Уверен, что после моего выступления на нас, как из рога изобилия, посыплются заказы.
— Ну, будем надеяться, — с сомнением протянул Гид.
— В подкрепление своих слов я готов поставить подкомитету все наши финансовые отчеты, — добавил Александр.
Заявление сына оказалось новостью для Кристал. Она была потрясена. Неужели Александр не понимает, как легко докопаться до их счетов в швейцарских банках? И что будет с Гидом, когда он узнает об этом? Унаследовавший от отца многие черты характера, в том числе и честность, Гид никогда не простит ей этого.