Все и побыстрее - Страница 13

Суббота. Приемный день

с трех до пяти.

Мистер Гидеон Талботт II

Вот это да! Ликованию Кристал не было предела. Значит, ее трюк со статуэткой сработал!

На этот раз Гидеон представил всех четверых своим гостям.

— Моя английская семья, — произнес он, довольный собой, широким жестом указывая в их сторону.

Джоселин, единственный ребенок среди гостей, сидела в большом мягком кресле около огромного, заставленного чайными и кофейными приборами стола и всякий раз вздрагивала, когда миссис Ватоб или Джуан, филиппинец, проносили мимо нее подносы с покрытыми глазурью пирожными и маленькими печеньями. Гордость не позволяла ей протянуть руку и взять что-нибудь с подноса. Худенькое, бледное личико девочки светилось любопытством, очки с толстыми линзами поблескивали, когда она оглядывалась по сторонам.

Она впервые видела своего американского дядюшку. Он был уродлив, но все обращались к нему с почтением, а это означало, что он имел не только деньги, но и власть. Джоселин, оторванная от родной почвы, с глубоким уважением относилась к людям, облеченным властью.

Кристал, как яркая тропическая птичка, порхала от одной группы гостей к другой. Она не обошла своим вниманием и собеседников дяди Гидеона.

Гонора оживленно беседовала с молодым человеком с веселыми, полными юмора глазами. Видеть сестру, заменившую ей мать, флиртующей с незнакомцем было невыносимо, и Джоселин почувствовала себя оскорбленной.

Отец, глубоко засунув руки в карманы, с гордо поднятой головой расхаживал по комнате. Лицо его было непроницаемым. Он играл роль аристократа высоких кровей. Присутствующие мужчины, хорошо понимая, с кем имеют дело, не обращали на него ни малейшего внимания.

Когда семья собралась откланяться, дядя Гидеон настоял, чтобы их отвезли на машине. Проводив Силвандеров до двери, он с неким подобием приветливой улыбки произнес:

— Мы… я принимаю по субботам, с трех до пяти. Надеюсь вас видеть у себя.

Джоселин, облегченно вздохнув, опустилась на мягкое сиденье машины.

Ленглей за всю дорогу не проронил ни слова. Только подъехав к дому и выйдя из машины, он произнес:

— У вашего папочки неотложные дела, мои зверюшки. Ужинайте без меня. — Он снял котелок, изогнулся в шутовском поклоне и со словами «адью, адью» исчез.

— Папа, не валяй дурака! — тоненько закричала Джоселин, моля Бога, чтобы отец внял ее словам.

Но отец, как всегда, не обратил внимания на предостережение дочери.

Сестры легли и вскоре заснули. Джоселин лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам, наполнявшим квартиру. Ей хотелось в туалет, но она не могла заставить себя встать с постели и выйти из комнаты. Все пугало ее: пляшущие тени в гостиной, холодная прихожая, зловещее пение водопроводных труб.

Джоселин всегда была ужасной трусихой, однако всячески старалась скрыть это от окружающих, прячась за маской равнодушия, напускной бравады и грубости. Ее острый язычок тоже способствовал этому, но, оставаясь одна, она тут же оказывалась во власти страха, который еще более усилился здесь, в Америке. Как у собак Павлова, у нее выработались рефлексы на многие случаи жизни. «Где же отец? — думала она. — А что, если произойдет землетрясение, ведь Сан-Франциско находится в сейсмической зоне. А что если часть города уже рухнула? Почему же папа не идет домой?»

Когда Джоселин уже совсем потеряла надежду и смирилась с мыслью, что ей придется сходить под себя, на лестнице послышались тяжелые, неверные шаги пьяного человека. Отец, чертыхаясь, пытался вставить ключ в замочную скважину. Наконец дверь открылась, и отец, всхлипывая, прошел к себе в комнату.

Джоселин быстро побежала в уборную. Вернувшись в постель, она закрыла глаза и сразу уснула.

Так закончился первый и последний визит всей семьи Силвандер в дом их американского родственника.

Последующие несколько недель Гонора осваивала свою новую профессию. В этом ей помогала Ви. Гонора подружилась с этой непредсказуемой женщиной гораздо старше себя. Она почти ничего не знала о Ви, за исключением того, что та имела двоих «бывших» и пять лет работала в Голливуде.

Несмотря на то, что Гонора по-прежнему не позволяла клиентам никакой фамильярности, ее хорошенькое юное личико, нежный голос с очаровательным акцентом сделали свое дело — ее чаевые увеличивались с каждым днем. И это было очень кстати, так как Ленглей почти ничего не вкладывал в их семейную копилку — банку из-под джема, — а деньги были нужны и на ведение хозяйства, и на дантиста для Джоселин, да и о новой одежде пора было подумать.

Их платья, привезенные из Англии, износились и вышли из моды. Каждый раз, надевая их, сестры чувствовали себя несчастными. Чаевые позволили ей начать потихоньку обновлять гардероб. После окончания работы Гонора встречалась с сестрой у магазина «Одежда на каждый день», и они бегали с этажа на этаж, выбирая блузки, юбки и платья, горячо обсуждая каждую мелочь. В конце концов Гонора сдавалась, полагаясь на вкус Кристал, которая с первого взгляда видела в длинном ряду платьев именно то, что им нужно, и никогда не ошибалась. Конечно, они предпочли бы более добротную и дорогую одежду, но пока доходы Гоноры не позволяли им этого.

Все три сестры Силвандер стали постоянными гостями в особняке на Клей-стрит. Вместе с Куртом Айвари и Имоджин Бурдеттс они были самыми молодыми среди собирающихся там людей.

— Мне было бы очень приятно, если бы вы перестали звать меня дядей, — как-то заметил Гидеон своим скрипучим голосом. — Зовите меня просто Гидеон.